Навсегда умерла любовь в сердце моем, и, как адским огнём, душу совесть сожгла...

"Это один из наилучших гимнов любви, который композитор вырвал из своего сердца и бросил его, ещё трепещущий, на сцену (Леонид Крейцер). Большой дуэт Рауля и Валентины в конце IV акта главной оперы жанра grand opera "Гугеноты" — одна из самых ярких страниц оперной музыки, подлинный шедевр мелодической и чувственной красоты, некогда восхищавший даже Вагнера и Чайковского. Сама опера Мейербера — это, конечно же, абсолютный шедевр, твёрдо и беспрекословно занявший себе место на оперном Олимпе. Однако терпела опера и гонения со стороны недоброжелателей, в числе которых были Шуман и Вагнер (последний яро ненавидел Мейербера, но при этом высоко ценил дуэт, о котором идёт речь). Опера насчитывает немало известных и талантливых вокальных номеров, таких как: военная песня Марселя; ария пажа Урбана; большая ария королевы Маргариты; ансамбль в конце второго действия; дуэт Марселя и Валентины; романс Валентины; финал оперы — Ратаплан — и многие другие. Однако конец IV акта выделяется на фоне всей оперы, и, если все вышеперечисленные отрывки — это шедевры основной мелодики пятиактного произведения (за исключением арии Маргариты), то любовный дуэт Рауля и Валентины — целое фундаментальное произведение, которое само по себе маленькая опера. В нём есть всё: любовь и чувство долга, жизнь и смерть, самопожертвование и мольба, жестокость и сумасшествие. Каждое из этих чувств озвучено музыкой, созданной композитором, а каждый последующий шаг, совершённый героями, — новый лейтмотив, который дарит Мейербер ситуации, происходящей между ними. Этот дуэт не отходит от оперы в целом, но также существует и вне её. Возможно, причиной этому послужила история его написания.

Когда законченная партитура была передана в главный оперный театр Франции, на месте пятнадцатиминутного дуэта была сцена, которая в основном принадлежала тенору и рассматривалась практически как его сольный номер. Эжен де Мирекур рассказывает, что накануне самого дня представления после генеральной репетиции Мейербер, взволнованный и бледный, вбежал в квартиру своего друга Гуэна. — Что с тобой? — спросил Гуэн, испуганный его расстроенным видом. Маэстро в отчаянии опустился в кресло и сказал: — Опера провалится! Всё идет вкривь и вкось. Нури утверждает, что он никогда не в состоянии будет спеть последний номера четвертого действия, и всякий с ним соглашается. — Отчего же не написать другой арии? — Невозможно. Скриб не хочет больше ничего изменять в либретто. — А! Скриб отказывается от импровизации? Это понятно. Много ли стихов тебе нужно? — Нет, очень мало: лишь столько, сколько потребуется для andante — вот и всё. — Хорошо! Подожди здесь минут десять, я найду кого-нибудь. Преданный друг, невзирая на поздний час — 11 вечера — садится на извозчика, летит к Эмилю Дешану, которого находит за сочинением гекзаметров, и привозит его к Мейерберу. Через некоторое время желанные стихи были написаны, обрадованный Мейербер бросился к роялю, и не прошло и трех часов, как новый дуэт был готов. Мейербер, проведший бессонную ночь, с первыми лучами рассвета уже был у Нури с дуэтом в руках. — Посмотрите-ка, — сказал он ему, — может быть, вам больше понравится этот новый дуэт? Нури взял бумагу, пропел арию и с криком восторга упал в объятия композитора. — Это успех, — сказал он. — Огромный успех! Я ручаюсь вам, я вам клянусь! Идите скорей, приготовьте инструментовку! Не теряйте ни минуты, ни секунды!

Таким образом был создан один из самых блестящих номеров этой оперы. Роли были распределены между лучшими силами труппы, оркестром управлял Габенек, пользовавшийся безграничным доверием артистов. Наконец, наступил желанный день первого представления. "Чудное зрелище представляла собой вчера парижская публика, нарядная, собравшаяся в большой оперной зале с трепетным ожиданием, с серьезным почтением, даже благоговением. Все сердца казались потрясенными. Это была музыка!" — пишет Генрих Гейне. Успех был феноменальный и перешел в овацию гениальному композитору. Когда же был спет дуэт четвертого акта, "то в оркестре поднялись неистовые аплодисменты. Габенек, перескочив через рампу, бросился к маэстро, к Нури и госпоже Фалькон. Все музыканты последовали за своим дирижером, и Мейербера торжественно привели на сцену среди оглушительных восторгов. Рауль рукоплескал, Валентина плакала".

Grand Duo: ‘O ciel dove vai tu?’ (John O'Sullivan & Maria Llàcer)

Это музыка, которой вы не cможете насладиться, не пропустив через себя каждую её ноту. Четыре месяца понадобилось мне для того, чтобы понять третью часть дуэта – "Plus d'amour! plus d'ivresse!" (Именно с этого отрывка началось моё знакомство с Гугенотами). Прослушав оперу полностью, я даже не заметил для себя двух предыдущих частей, но впоследствии, когда все оттенки чувств, мастерски переданные Мейербером посредством музыки, дошли до меня... только тогда я понял, что слушаю шедевр из шедевров.

Grand Duo: ‘O ciel dove vai tu?’ (Simionato & Corelli)

Хрестоматийным исполнением дуэта можно считать запись Монсеррат Кабалье и её мужа Бернабе Марти. Они не исполняли оперу Мейербера целиком, запись была сделана для альбома любовных дуэтов из опер. Однако, на мой взгляд, это важнейшая запись и музыкально, и вокально, на неё можно и нужно ориентироваться. К тому же, опера из-за своего масштаба практически всегда подвергалась сокращению (попадал под него и дуэт), и запись четы Марти — одна из немногих (а их всего 2-3), где grand duet записан полностью. Дуэт состоит из трёх больших частей. Импульсом для перехода к каждой последующей части является определённое событие. Практически весь дуэт написан в темпе andante (скорость обычной ходьбы). Мейербер как настоящий профессионал своего дела не бросается в крайность, давая нервной и бушующей музыке, соответствующей внутреннему состоянию героев, быстрый темп. Он умеренно и верно доводит героев до приступа. Они ограничены. Andante — это запертые двери. Andante — это невозможность услышать друг дуга. Andante — это фатальность, которая имеет только один конец. Иногда темп ускоряется, и в этот момент происходит всплеск эмоций... а затем следует затишье.

Grand Duo: ‘O ciel! où courez-vous?’ (Leech &Pollet)

Рауль, узнав, что Валентина его любит, проникает в её дворец и объясняет ей причину недоразумения, лишившего их обоих счастья. Рауль едва успевает спрятаться, как входят вельможи и обсуждают план кровавого истребления гугенотов. По уходу католиков происходит объяснение Валентины и Рауля — их масштабная дуэтная сцена. Первая часть — O Ciel! Ou courez-vous! Спрятавшийся Рауль узнает об опасности, грозящей гугенотам, и хочет бежать, чтобы спасти братьев или погибнуть вместе с ними, но все двери заперты. Валентина умоляет его остаться и обратить свой взор на неё. Напряжённо-нервные аккорды, играющиеся вдавленными стаккато, падающие на каждый взмах размера 4/4, выдают чувство каждого героя. Нервный разговор переходит в отчаянные крики. Рауль стоит на своём и просит оставить его, каждый возглас Валентины вырастает на полутон, доходя до громогласной "до". Ослабев, она спускается по нотной лестнице до "фа диеза" первой октавы. Снова экспрессия — и снова начинается отстаивание своей правды. На бравурных аккордах музыкальная тема сменяется... отчаяние Валентины приобретает угрожающий характер — она помешана. От угрозы она переходит к нежности и стыдливости и признается Раулю в любви. Певучие восторги Рауля выдают его забытие. Слова "je t'aime!" доходят до цели и дурманят воинственного гугенота, приводя его в экстаз. Валентина же в состоянии шока, ведь она замужем. Она сознаёт своё преступление, и первая часть дуэта заканчивается словами "O terreur! l'ai-je dit?", которые хоть и проходят сквозь конец первой и начало второй части, но дают понять, насколько велик её ужас. Часть вторая — Tu l'as dit! tu l'as dit! Наверное, именно эти экстатические возгласы произвели на Адольфа Нури вышеописанное впечатление. Улетая до высокого "си", Рауль забывает обо всём на свете, и теперь для него существует лишь Валентина. Он тронут и просит её бежать с ним. Валентина в нерешительности повторяет ему, что это невозможно. Любовные возгласы Рауля сменяются её фатальными репликами, выражающими страх за честь и страх перед Богом. Продолжая andantе, оба они переходят в экспрессивную кульминацию, так и не слившись в унисон. Счастье Рауля могло бы длится вечно. Его экстаз пересиливает даже отчаяние Валентины, доходя до небесно-высокого "ре". Но время не ждёт, и нерешительность Валентины теперь оказывается роковой. Звучит колокол. С его ударом в Рауле вспыхивает чувство долга, и он выходит из опьяненного состояния. Реплики Рауля страшны, и музыка в полной мере выражает его сумасшествие. Валентина, которая сама на грани потери рассудка, пытается вернуть Рауля под своё влияние, но страшнейшие аккорды уже никогда не позволят ей этого сделать. С бешеными криками "Non, non, non" Рауль завершает вторую часть.

Третья часть — Plus d'amour! plus d'ivresse! Рауль будто звереет и даже не замечает, как своими словами ранит Валентину. Героическое ариозо, которое он поёт в бреду, действует на героиню не лучшим образом. Нежная женская мелодия развеивает устрашающую атмосферу, но Рауль уже не принадлежит себе. Он с военной твердостью выпевает слова "Plus d'amour! plus d'ivresse!", а Валентина пытается унять его гнев. Оба они сливаются в высоких "ля" (Рауль) и "до" (Валентина). По драматическому накалу этот момент превосходит всё. Рауля не остановить, и обессилившей Валентине остаётся лишь на каждую его реплику отвечать умоляющим "Non". Последнее, что она может предпринять, — преградить ему путь. Она говорит, что он пройдёт мимо неё, когда убьёт её. Рауль в тупике, но Валентина не в силах больше сопротивляться... надрывный выкрик, обращённый к Богу, и она теряет сознание. Всё стихает.

Рауль терзается сомнениями и разрывается между жалостью и любовью к Валентине и чувством долга. Его мучения сопровождают спокойно-безысходные мелодические реплики, но и они не длятся дольше минуты... и вот уже Рауль, оставив Валентину на волю Бога, выпрыгивает в окно. Конец IV акта.