Из XX века в XXI-й, с любовью
1 января художественный руководитель балетной труппы театра Станиславского и Немировича-Данченко, француз Лоран Илер, отметит свою первую годовщину в этой должности. За период его работы театр отпраздновал уже две балетные премьеры, причем как летом, так и осенью на сцене театра появились новые одноактные произведения. С 25 по 27 ноября Москва увидела балеты Баланчина, Тейлора, Гарнье и Экмана – три последних ставились впервые не только в театре, но и в России.
Вечер открывал балет Джорджа Баланчина «Серенада», поставленный в 1934 году. Это первое произведение, созданное хореографом в Америке, – до этого Баланчин уже успел поработать в «Русских сезонах» Дягилева, в Датском королевском балете и в труппе «Русский балет Монте-Карло». Уехав из Европы в Штаты, он был вынужден начать свой творческий путь практически с нуля: без подготовленной труппы артистов опыт постановщика не имеет смысла. Так, балет «Серенада» стал отражением творческого процесса: что происходило в классе, то появилось и на сцене.
Когда открылся занавес, зал встретили диагонали из семнадцати девушек (ровно столько пришло на первое занятие в школу Баланчина в Нью-Йорке) с приветственно поднятой рукой и устремленным вдаль взглядом. Под звуки музыки Чайковского эти семнадцать неземных созданий в лунно-голубых юбках-шопенках вызывали восторженные вздохи и аплодисменты публики, хотя торжество танца еще даже не началось.
Позже появились солистки (Оксана Кардаш, Эрика Микиртичева и Наталья Сомова), за которыми тоже стояла своя история: на самом деле, одна девочка действительно опоздала на репетицию к Баланчину, а другая упала в слезах, когда все остальные ушли из центра зала. Зная такие детали, можно с легкостью отказаться от сюжетной линии, которая так и норовит выстроиться у зрителя в голове: в вальсе Оксаны Кардаш и Ивана Михалева хочется увидеть нежность первой любви, а в элегии слишком очевидно идет борьба солисток за сердце Сергея Мануйлова… Однако сам Баланчин утверждал, что не ставил перед собой таких задач: «Единственный сюжет балета – музыка серенады, если угодно – это танец при луне».
С музыкой Чайковского у Баланчина особые отношения. По его собственному признанию, «во всем, что он делал под его музыку, он чувствовал помощь Чайковского, и если что-то получалось, то это именно благодаря великому композитору». В «Серенаде» музыка действительно стоит над танцем, в котором нет хореографических откровений. Картинные замирающие позы (скульптурный «Апполон Мусагет» Баланчина к тому моменту уже поставлен), оммаж в сторону классических балетов (легко узнаются арабески-«селедки» из «Жизели») – под музыку Чайковского всё знакомое в балете смотрится с новой легкостью и интересом. Русская тема в исполнении задорной Эрики Микиртичевой и четырех подружек льется, перетекает народными «ручейками» и брызгает легкими «блинчиками» – прав был хореограф, скромно передавая лавры великому русскому композитору.
Тем не менее, несмотря на то, что танец Джорджа Баланчина кажется незатейливым, не у каждой русской труппы получается на 100% воспроизвести эстетику мистера Би. На сцене театра Станиславского и Немировича-Данченко неоклассический Баланчин ставился впервые, что стало явным вызовом для артисток, воспитанных в стилистике классических балетов. Вне сомнений, все семнадцать девушек легки и прекрасны в этом «танце под луной», но они всё еще виллисы и лебеди, а не атлетичные беззаботные дивы Нью-Йорка. Зная выдержку и упорство труппы, хочется надеяться, что к следующим спектаклям они обретут нужный темперамент. Премьерный блок только подогрел интерес зрителей и вызвал сильное желание увидеть «Серенаду» еще раз.
Во втором отделении был показан балет «Ореол» – несгораемая классика от Пола Тейлора. Примечательно, что у самого американского хореографа танцевальная карьера началась довольно поздно, в 20 лет, однако, это не стало препятствием на его балетном пути. Он постигал современный танец с такими легендами, как Марта Грэм и Мерс Канингем, а позже отметился на сцене в работах Джерома Роббинса и Джоржа Баланчина. «Ореол» стал его первой работой после ухода от Марты Грэм в 1962 году, и, по признанию самого Тейлора, он не рассчитывал на большой успех. Но публика приняла работу благосклонно.
В России балет ставился впервые, что было в одинаковой степени волнительным моментом как для танцовщиков, так и для зрителей. Хореография непривычна и местами кажется неудобной, ее эстетика не подходит под описание классического или современного танца в привычном понимании. Пять артистов – 2 солиста в белых комбинезонах и 3 солистки в легких белых платьях – порхают по сцене, рассекая воздух руками, как крыльями. Кажется, что ноги – это всего лишь инструмент передвижения: артисты могут лететь в гранд жете, прыгать в эшапе, кружиться в шене, но энергетика танца льется в зал именно через широкие, даже атлетические движения рук. Такой атлетизм хореографии, правда, идет вразрез с музыкой Генделя и в первые мгновения застает врасплох. Барочный клавесин вызывает стойкие ассоциации с богемными залами Версаля и никак не вяжется с комичными прыжками в полуприседе. Кажется, что руки артистов беспощадно рубят французские вензеля и ногами футболят их за кулисы. Лишь к середине номера мозг начинает обрабатывать визуальный ряд, и понимание выходит за рамки хореографического языка. Сама собой напрашивается метафора облака с ангелами, ведь ‘ореол’ – это не просто свет, а чаще именно божественное сияние или даже нимб. Оттого танец Тейлора звучит легко и радостно, как благая весть. Оттого хочется, чтобы и твоя душа парила на сцене под Генделя.
В премьерном спектакле «ангелами» выступили Анастасия Першенкова, Елена Соломянко, Наталья Сомова, Георги Смилевски и Дмитрий Соболевский. В веселой партии Дмитрия много неудобных элементов, которые надо (именно надо) выполнять нарочито непринужденно, оставаясь одновременно очень сильным и невесомым. Немудрено, что именно Дмитрию – первому из новой партии премьеров театра – выпала честь открывать эту премьеру, и он виртуозно справился с этой нелегкой задачей. Монолог Георги Смилевски отличался музыкально, хореографически и эмоционально: никаких бездумных полетов, сплошная лирика, скульптурные позы, меняющиеся, как в замедленной съемке, и глубокомысленный взгляд. Что поделать, ангелы бывают разные. Несмотря на такую перемену настроений на сцене, соло Георги – это, без лишних мыслей, всё ещё просто танец, идущий от сердца и исполненный с честью и достоинством. Летающие над сценой девушки, пожалуй, единственные не вызывали вопросов. Они молоды, красивы, и их грацию не испортила даже концовка балета, где они смешно прыгали, высоко поднимая босые ноги. Они кокетничали с солистами, выписывали мягкие дуги бедрами и при этом постоянно кукольно улыбались. Именно они перенесли зрителя в свой беззаботный мир, где под Генделя можно творить, что угодно, и быть счастливым.
С третьим балетом — «Онис» от Жака Гарнье — всё куда проще, чем с предыдущими, хотя бы потому, что он длится всего 12 минут. Два музыканта в возрасте играют народные мотивы на аккордеонах, три парня ‘просыпаются’ и танцуют под эту музыку, вспоминая о былой молодости. Онис (Aunis) – небольшая провинция на западе Франции, ее столица Ля-Рошель лежит в бухте Бискайского залива, за которым начинается Атлантический океан. Эта местность вдохновила хореографа Жака Гарнье на создание балета, а подаренный ему аккордеон определил музыку будущего произведения. Существует видеозапись 1994 года, где три французских танцовщика исполняют балет «Онис» на берегу моря, но и в театральном зале можно было уловить отзвуки волн, главным образом, благодаря хореографии. Три солиста — Евгений Жуков, Георгий Смилевски-младший и Иннокентий Юлдашев — покачивались, как лодочки, потягивались всем корпусом, будто закидывая сети, морским бризом пролетали круг гранд жете ан турнан, а потом под жгучее танго вбивали ритм в пол, как в песок. Гвоздем номера стала игривая жига, где ребята продвигались по диагонали к музыкантам с таким горящим взглядом, что зрители, находившиеся в зале, невольно начинали краснеть и улыбаться от смущения, будто эти видные парни направлялись прямо к ним. Замечание по поводу взгляда прозвучало еще на открытой репетиции в октябре, и эта, казалось бы, маленькая деталь очень сильно повлияла как на настроение танцовщиков, так и на настроение зрителей. Напряжение в зале выросло так, что угасающая музыка финала утонула в бурных аплодисментах и совершенно неприличных криках «браво».
«Онис» не похож на остальные балеты репертуара «Стасика» в целом и этого вечера в частности. Это единственный балет, где совсем не задействованы девушки, — это полностью праздник мужского танца, мальчишеского залихватства, бурной молодости. Также на данный момент это самый короткий спектакль в театре (ранее это звание носил 12-минутный «Вальс» Фредерика Аштона), а по количеству занятых людей – вторая по малочисленности постановка наравне с «Другими танцами» Джерома Роббинса. Музыканты Кристин Паше и Жерар Баратон специально были приглашены в Россию, и в дальнейших балетных вечерах исполнять эту музыку будут только они. При таком раскладе и артисты должны были подобраться исключительные. Судя по неистовой реакции зала, так и случилось. Жуков, Смилевски-младший и Юлдашев открыли в центре Москвы филиал французского побережья, а для некоторых зрителей именно «Онис» открыл имена этих талантливых ребят.
Последним пунктом в программе шел сравнительно новый, 2012 года создания, балет «Тюль» от шведского хореографа Александра Экмана. Экман – любитель поэкспериментировать и даже немного похулиганить на сцене. Например, для создания «Озера лебедей» (его авторская версия бессмертного «Лебединого озера») ушло примерно 6000 литров настоящей воды. В «Тюле» тоже есть импровизированные лебеди, которые… поют.
Невозможно в двух словах описать, что происходит на сцене, как невозможно в двух словах рассказать о работе в театре – балет иронично повествует о закулисной, совсем неромантичной жизни артистов. Бесконечные повторения пор де бра, замирание по стойке смирно в определенных позициях рук и ног, счет вслух и громкое дыхание – это лишь начало истории, которая повторяется для профессиональных танцовщиков изо дня в день. В этом мире «лебеди» громко топают, скрипят пуантами и кашляют (для пущего эффекта все эти звуки записаны и громко идут в зал через колонки), а то вдруг замирают и всматриваются в зрительный зал. Честно говоря, чувство не из приятных, когда не ты смотришь на артиста, а артист – на тебя. После некомфортных гляделок девушки начинают напевать хором главную тему из «Лебединого озера», а потом и вовсе колотят пуантами об пол, будто это самая ненавистная обувь на свете (про «ненавистную» обувь, кстати, рассказывает безымянная балерина вместо музыкального сопровождения в одной из сцен балета).
Экман показывает обратный мир балета, привычный для артистов и спрятанный от зрителя за стенами репетиционных залов. В углу Солор (Геогри Смилевски) многократно отрабатывает пантомиму и не может определиться, какой именно жест выглядит эффектнее; Зигфрид и Одетта (Денис Дмитриев и Анна Окунева) карикатурно выясняют, что важнее – вечная любовь или свадьба; в это же время три потенциальных принца из кордебалета механически репетируют траурную проходку Альберта, а мимо них так же бездушно проплывают на пуантах безликие лебеди. За процессом следит строгий руководитель в черном костюме и на «каблуках»-пуантах (Анастасия Першенкова). Феерия начинается в па-де-де под названием «Цирк», где под обработанную музыку Минкуса прима и премьер (Оксана Кардаш и Дмитрий Соболевский) в винтажных цирковых костюмах исполняют высоченные перекидные, бесконечные фуэте и даже сальто назад. Всё это происходит под крики и улюлюканье коллег, которые считают фуэте, преувеличенно ахают и причитают «Поставь ее! Подвинься, черт возьми! Хорошо!» И это было действительно хорошо, эффектно и весело, хоть и злободневно, ведь довольно часто можно услышать недовольные отзывы, что атлетика и трюкачество на современной сцене затмевают тонкость и нежность балетного искусства.
На театральную изнанку намекает уже само название. Тюль – материал, из которого делаются пачки – появляется на трех огромных экранах, которые то и дело двигаются вверх-вниз вдоль кулис и задника сцены. Оркестровая яма тоже будто демонстрирует технические возможности сцены и работает, как лифт, являя из своих недр то двух прим, то четыре пары солистов, то нетерпеливо вышагивающую даму на «каблуках». Действие открывается под звенящий «Павильон Армиды» Черепнина, а заканчивается под качающий, ухающий и стучащий ритм зацикленного электронного мотива «Танца рыцарей» Прокофьева.
Всё это делает спектакль похожим на хороший фильм со спецэффектами, юмором и четко прописанными героями. Анна Окунева, не так давно перешедшая в театр Станиславского из Большого, смотрится очень уверенно и гармонично рядом с «коренной» примой Эрикой Микиртичевой; Иван Михалёв, будучи в разнузданном и гордом образе «плохого парня» балета, появляется на сцене нечасто, но всегда с посылом «Разойдитесь, я тут главный». Георги Смилевски и Денис Дмитриев приковывают внимание, даже когда их танец состоит всего лишь из меняющихся позиций рук. Кордебалет старается произвести впечатление содебасками и револьтадами. Чтобы рассмотреть всех, придется увидеть балет несколько раз, но рассматривать придется именно людей, а не хореографию. Александр Экман, здесь называющий себя «балетографом», решил не придумывать оригинальный танцевальный язык для спектакля, который транслирует репетиционную жизнь, а поставил рядом простой экзерсис и узнаваемые па из бессмертных балетов.
Стоит заметить, что не все зрители приняли такой откровенный рассказ о жизни артистов. Несколько человек покинули зал; кто-то возмущался, что постановщик издевается, потому что сам не любит балет. И всё же «Тюль» поймала в свою сетку большинство зрителей, которые горячо откликнулись на этот эксперимент.
Путешествие от неоклассического Баланчина до экстраординарного Экмана с успехом начало завоевание Москвы, традиционно любящей основательные многоактовые постановки. Без сомнений, программу стоит смотреть независимо от того, сделали вы это уже или еще нет.
Прошлогодняя «Сюита в белом» Лифаря номинирована на «Золотую Маску»; билеты на январский блок Баланчина/Тейлора/Гарнье/Экмана стремительно заканчиваются. В апреле «Стасик» представит очередной вечер одноактных премьер, где рядом с именем Брянцева выделяется имя Охада Нахарина из израильской Батшевы. Лоран Илер, выбравший курс на искрометные одноактники, может смело праздновать свой триумф.
Фотографии Светланы Аввакум