"Болеро" Майи Плисецкой
"Музыкальная легенда повествует, что у Равеля, писавшего «Болеро» по заказу танцовщицы Иды Рубинштейн, не хватало времени. И потому композитор - в спешке - бесконечно повторял свою испанистую мелодию, лишь меняя на ней оркестровый наряд. Так говорят. Сама в это не верю. Но танцовщикам Равель задал задачу!..
Бежаровские эпизоды назывались, «по случаю»: «Краб», «Солнце», «Рыба», «Б.Б.», «Венгерка», «Кошка», «Живот», «Самбо»… Всем шестнадцати провидениям мелодии (партия моя так и обозначалась в программке - «мелодия») были определены имена. Имя «Солнце» дали распростертые, как лучи, руки с раскрытыми пальцами, словно возносящие молитву небесному светилу… Имя «Краб» тоже шло от рук, превращавшихся - внезапно - в клешни и впивавшихся крестообразно в собственные ребра… «Б.Б.» означало Бриджит Бардо. Она была тогда самой знаменитой женщиной планеты, и манеры ее походки и жестикуляции переплавились Бежаром в хореографический образ. «Живот»… Впрочем, вам уже, должно быть, наскучило… Но что за чем идет?.. Перед каждым появлением мелодии у Равеля два такта ритмического отыгрыша. На эти два такта Бежар укрощал фейерверк своей фантазии и стократно повторял простую формулу пружинистых приседаний на плие. В этот момент самое время припомнить танцовщице, какой эпизод следует дальше - «Кошка» там или «Венгерка»?.. Приседаешь, приседаешь - и панически стараешься вспомнить, что теперь, что следующее?.. Училось «Болеро» трудно. Все движения новы для моего тела. Бежар всерьез изучал восточные танцы - индийские, таиландские, персидские, - и что-то из их лексики вошло в его хореографический словарь. Плюс дьявольская выдумка. Асимметрия. Отсутствие квадратности. Полиритмия. У Равеля на три, у Бежара - на четыре. Даже натренированные на Бежаре танцоры сбивались. А мне - после «Лебединых» и «Спящих» - каково?..
Вконец теряю сон. В глубокой ночи, при свете ночника протанцовываю весь текст, освоенный за сегодня. Помню. Теперь повторим все по порядку. С самого начала. Вот отбивка, вот приседание, а теперь?.. Опять забыла. Кажется, «Краб»… Или «Солнце»?.. Анжела Альбрехт, моя брюссельская «предшественница» в «Болеро», дарит мне свою шпаргалку. Заветный листок. Крохотные рисуночки, каракули. И впрямь помогает. Но на последней репетиции с мужчинами - их, аккомпанирующих мне, тридцать - шпаргалку доброй Анжелы уносит ветром. Ищи-свищи. В голове каша. Сбиваюсь. По лицу Бежара пробегает тень. Нет, не получится. Надо сдаваться. За неделю тысячу движений в головоломной череде не запомнить. Надо сдаваться. Альбрехт говорит, утешая, что учила «Болеро» три месяца. Эх, мне бы еще три дня! Но первое выступление завтра…
Подхожу к Бежару. "Морис, я уезжаю. Не могу запомнить. Это выше моих сил". Вы вернетесь в Россию, не станцевав «Болеро»? Не знаю, как с этим быть, - цежу под нос свою любимую присказку. Люба переводит. Я встану в проходе, в конце зала, - говорит Бежар, - в белом свитере. Меня подсветят карманным фонариком. Я буду Вам подсказывать: «Кошка». Теперь - «Желудок». А сейчас - «Б.Б.»… Вот так… Понимаете меня?.. С таким суфлером я могу танцевать уже и сегодня… Меня иногда спрашивают, какой спектакль в моей жизни был самый необычный. Вот этот и был. «Болеро» в Брюсселе с сокрытым от публики суфлером в дальнем проходе, подсвеченным пучком света снизу. С суфлером, облаченным в белый свитер. С суфлером, которым был Бежар. Каждый равелевский отыгрыш, пружинясь на плие, я впивалась глазами в освещенное в конце зала пятно, намеком указывавшее, словно регулировщик дорожного движения, куда мне двигаться дальше. Рука по-кошачьи обволокла ухо - следующая «Кошка». Руки, взлетевшие в чардаше, - теперь «Венгерка». Руки, плетущие орнамент танца живота, - «Самбо»…
Я не сбилась, не заплутала. Суфлер знал балет. Хорошо знал. Мой остолбенелый взгляд, ждущий подсказки, придал ритуальность, молитвенность моей пластике. Это понравилось.
Второй спектакль я вела сама. Стресс от первого заставил мою память принять и усвоить все обилие информации. Подсказки более не требовалось. А манеру я сохранила. Точнее, отсутствие ее. Лишь исступленное моленье. Отстраненность.
Я танцевала и снималась в «Болеро» в ноябре. Третий спектакль - в день своего рождения. Мне исполнилось пятьдесят. Станцевать шестнадцатиминутный балет одной, на столе, босиком, без мига передышки (мужчины аккомпанируют солистке на полу, вокруг стола), все прибавляя и прибавляя накал энергии - надо соответствовать могучему крещендо Равеля, - мое гордое достижение. Да еще угодить непокладистому суфлеру…"
Отрывок из книги "Я, Майя Плисецкая"