top of page

Старые танцы о главном: "Рождественская история" Ивана Васильева


В конце декабря почти у каждого в душе волей-неволей просыпается особое настроение в предвкушении праздников. Новогодние представления давно стали неотъемлемой частью праздничных гуляний, а всевозможные ёлки, концерты, утренники и шоу обещают незабываемые впечатления на любой вкус. Балетные представления тоже не ограничиваются одним «Щелкунчиком»: 19 декабря Иван Васильев, премьер Михайловского театра, с недавнего времени пробующий себя в качестве хореографа, показал в Москве свою новогоднюю постановку.

Выбор пал на повесть Чарльза Диккенса «Рождественская песнь», по мотивам которой в 2016 году Иван поставил двухактный балет «Рождественская история» и сыграл в нём главную роль. Все остальные 15 партий распределились между артистами Михайловского театра и маленьким 8-летним Мишей Зайцевым, сыгравшим Скруджа в детстве, а также мальчика Тимми. В Москву этот спектакль приехал впервые и был показан на сцене Кремлевского дворца.

«Рождественская песнь» Диккенса – это не просто фантастическая история, а глубокое произведение, притча, которая учит важным вещам. Иван поступил очень верно, остановившись именно на этой повести, в которой мораль стоит над всеми религиями. Трогательные моменты тихой любви и радости, воспоминания детства, боль и потери, не теряющее актуальности порицание алчности и жестокосердия – обо всём этом необходимо напоминать людям, особенно в больших городах, где жизнь крутится вокруг заработка и выживания. По признанию Ивана Васильева, «Рождественская песнь» Диккенса – это одна из его любимых историй с детства. Пронеся эту любовь сквозь годы, Иван создал очень традиционный спектакль, в котором добрые весёлые люди в красивых викторианских костюмах кружатся в вальсе на заснеженной площади и славят Рождество. «Пробуждение» Скруджа показано очень трогательно и напоминает добрый мультфильм, понятный и взрослым, и детям.

Немного подкачало информационное сопровождение зрителя. Все участники спектакля были указаны в красочном буклете, там же можно было найти творческую биографию каждого артиста с красивым портретом, но, к сожалению, не было предоставлено даже краткого либретто. Конечно, история Диккенса известна многим. Ну кто не знает Скруджа, которого посетили три Духа Рождества и который за одну ночь превратился из злого скряги в добрейшего дядюшку? Однако наивно было полагать, что шеститысячная аудитория Кремлевского дворца знакома с историей на 100%. Усложняло понимание и то, что клерк Боб (Иван Зайцев), молодой Скрудж (Андрей Касьяненко), племянник Фред (Алексей Кузнецов) и ещё четверо мужчин из «народа» не особо отличались друг от друга на сцене, как и девушки в похожих длинных платьях, а лица солистов Михайловского театра в огромном зале Кремля не то чтобы не узнаются, а просто не видны. В оправдание режиссера можно отметить, что действия сопровождались интерактивными заставками, проецируемыми на задник сцены, так что без лишних слов прояснялось, что «цепи» символизируют появление призрака Марли, умершего компаньона Скруджа (Александр Омар); монеты показывают застой души старика (и параллельно транслируют связь «время = золото»), а бледнеющие и исчезающие фигурки людей – тех, кто ушёл из жизни Скруджа, оставив его наедине со своим скверным характером и жадностью.

Танцевальная часть не то чтобы не поражала воображение, но казалась слишком простой: складывалось впечатление, что Иван намеренно не стал нагружать полную смыслов историю сложными па. В итоге получилась душевная хореодрама с минимумом танцев, местами скучных и неинтересных, но в целом смотрибельных. Воспользовавшись золотыми приёмами Петипа, Васильев пошел по проторенной дорожке классики. Пары танцуют вальс, влюблённые догоняют друг друга, замирая в аттитюдах, радостные гуляния сопровождаются поддержками и пируэтами, дабы показать красивые развевающиеся юбки, а гибкие тонкие станы девушек контрастируют с аристократичными прямыми спинами кавалеров. Иван, играя закостенелого старика, большую часть времени просто хромает по сцене и взирает на происходящее сквозь толстую силиконовую маску. Но даже в таком амплуа в моменты эмоционального подъема он срывается и вдруг летит над сценой круг жете ан турнан, а в финале спектакля будто нагоняет упущенные минуты и исполняет череду идеальных прыжков в кольцо и ряд высоченных кабриолей. Видимо, здоровый дух как-то пробуждает здоровье в теле, иначе объяснить такое омоложение Скруджа невозможно. На фоне равномерного танцевального спокойствия такие всплески трюкачества вызывали больше удивления. Финальная сцена и вовсе напоминала бродвейские проходки, но, однако, такой простой приём наглядно возвещал победу добра и радости над злом.

Музыкальным сопровождением стал бессмертный Чайковский и его «Времена года» и пьесы из «Детского альбома». «Это похоже на рождение мысли, — рассуждает Иван Васильев. — Вот она уже, кажется, есть, и нужно найти слова, чтобы её высказать; и такие слова приходят, как будто бы сами. Так и с балетом: приходит такая музыка, на которую идеально проецируется всё, что я хочу выразить». Проблема в том, что Чайковский никуда и не уходил, чтобы так внезапно вернуться и вдохновить хореографа. Без «Баркаролы» и вступительных скрипок «Января» не обходится, кажется, ни один зимний спектакль, и в «Рождественской истории» эти лирические мелодии звучат неоднократно. Предсказуемо вальс исполняется под «Декабрь», а веселое катание на коньках – под «Ноябрь». Бесспорно, музыка великого композитора звучит сказочно и окутывает всю историю лёгкой грустью и душевным теплом, но иногда благоговение перед Чайковским (или простое нежелание копать глубже и искать новые мелодии Рождества) играет злую шутку с хореографом. Так, например, дуэт Скруджа со Смертью получился немного затянутым, и их драматическое противостояние чуть было не начало терять накал, а всё потому, что кто-то отказался безболезненно резать музыку Чайковского и сократить этот драмтеатр хотя бы на две минуты.

И всё же надо отдать должное Ивану. То, что он делает, он всегда делает хорошо. Актёрский талант Васильева ничем не уступает его безграничным танцевальным возможностям. Свои роли он отыгрывает от и до, и роль Скруджа не стала исключением. Его герой, пусть карикатурный, беспощадно издевается над племянницей и ругает клерка, но, глядя на своё прошлое, настоящее и будущее, меняется: его взгляд теплеет, и на сцене оказывается душа недолюбленного ребенка в теле старого мужчины. Он искренне переживает расставание со своей любимой и пытается сделать так, чтобы фигуры из прошлого обняли друг друга. Он с болью следит за историей смерти (спойлер: гипотетической) малютки Тимми и страданиями его родителей. Он борется со Смертью, но не как трус, желающий избежать жалкой участи, а как прозревший человек, жадно хватающийся за шанс исправить ситуацию. И пусть его «дирижирования» толпой в последней сцене выглядят нелепо и смешно, пусть актёр Иван Васильев преуспевает в этом спектакле больше, чем хореограф-постановщик Иван Васильев, всё равно зритель с благодарностью принимает эту работу.

К слову, артисты Михайловского театра, казалось, тоже получали удовольствие от участия в этой притче. Великолепный дуэт молодого Скруджа (Андрей Касьяненко) и его жены (Элла Перссон), как и любое классическое адажио, был наполнен нежностью и романтикой; тихая радость и грусть бедного Боба с женой (Иван Зайцев и Ирина Перрен) – пожалуй, самый трогательный эпизод всех двух актов, где солисты с наивысшим профессионализмом играли скорбь и смирение, заставляя зрителя забыть о проблемах Скруджа и обратиться внутрь себя. Дух прошлого Рождества у Диккенса изображен прытким старичком, а в постановке Ивана Васильева появляется беззаботная фея с горящей гирляндой (Вероника Игнатьева) и кружит вокруг сопротивляющегося Скруджа, как бабочка.

Дух нынешнего Рождества (Марат Шемиунов), хоть и не имеет многочисленных танцевальных па, но интересно «выезжает» на сцену в длинной зеленой мантии, под которой прячутся Нищета (Александр Омар) и Невежество (Павел Виноградов). «Они – порождение Человека, - отвечал Дух, опуская глаза на детей. Но видишь, они припали к моим стопам, прося защиты от тех, кто их породил. Имя мальчика – Невежество, имя девочки – Нищета. Остерегайся обоих и всего, что им сродни, но пуще всего берегись мальчишки, ибо на лбу у него у него начертано «Гибель», и гибель он несет с собой, если эта надпись не будет стерта».

Как не хватало этой цитаты в отсутствующем либретто, но как убедительно сыграли артисты свои роли и оказались даже опаснее Смерти, пришедшей им на смену! Однако Смерть (Валерия Запасникова) победила всех смеющихся Духов и ввергла зал в пучину безысходности. Для этой партии было создано черное платье-балахон из струящейся ткани, делающее каждое движение холодным, как дуновение ветра. Смерть морально истязала Скруджа, взбиралась ему на спину, а потом и вовсе привязала к веревке, как майского жука. Валерия Запасникова оказалась отменной Смертью, такой ужасной и прекрасной одновременно, заставляющей бояться и любоваться, а её указующий в могилу перст чуть не поставил крест на всем счастливом конце истории.

Но конец всё-таки оказался счастливым, как для Скруджа, так и для Ивана Васильева. Цель была достигнута: зрители радовались и улыбались, их глаза блестели, а лица сияли. В зале торжествовала атмосфера единства и поддержки, овации вполне заслуженно не отпускали артистов отдыхать.

К сожалению, на третье отделение вечера остались не все. Таков уж зритель Кремлевского дворца, падкий на громкие фразы типа «Звезда мирового балета» и «Christmas» и умудряющийся вставать с мест и двигаться к выходу толпой аккурат во время вариации. Не все остались посмотреть пронзительный дуэт Дениса Родькина и Марии Виноградовой, исполнивших адажио из «Спартака», не все досидели до гранд па из «Дон Кихота», где Иван Васильев в своих лучших традициях парил над сценой, а Кристина Кретова идеально исполняла веселую Китри. Вячеслав Лопатин и Анастасия Сташкевич подарили сказочное па де де из «Щелкунчика», а Игорь Цвирко и Денис Савин искренне повеселились в коротких зарисовках авторства Ивана Васильева: Игорь, сбросив валенки, танцевал залихватскую и немного пьяненькую «Камаринскую», а Денис (тоже немного пьяненький) играл фантазирующего дембеля под Марсельезу. «Слепая связь», опять же хореографии Ивана Васильева, была принята зрителем очень тепло, и причина, скорее, в самом зрителе. Сам номер казался простым и незамысловатым, он не требовал от зала мыслей и идей, но позволял прожить некоторые эмоции и практически тактильно ощутить, как в чувственном дуэте Иван и Ирина Перрен с завязанными глазами касались друг друга ладонями под популярную мелодию Макса Рихтера.

Главным же итогом вечера стало чувство, что Иван Васильев сам превратился в Дух Рождества. Он рассказал трогательную историю, преподал урок добра и сочувствия и подарил радость и хорошее настроение. И хочется верить, что несмотря на гигантские размеры зрительного зала, каждый получил и унес с собой частичку Рождественского тепла.

Фотографии Анны Ермоловой

Comments


bottom of page