Мария Рейзен. Эффектная танцовщица московской школы.
Эта танцовщица воплощала московский тип балерины начала XX века. В манере ее танца не было утонченности или изысканности. «Ее движения четки, жестки, а главное, сильны... Ее хореографическая речь лаконична, определенна, лишена всяких вводных и добавочных предложений, закругленных танцевальных фраз», — писал о ней Виктор Ивинг.
Ученица Александра Горского, Рейзен органично вписалась в эстетику балета Большого театра той эпохи.
Первой главной ролью балерины стала Жизель (1918 год) в обновленной постановке Горского. По сравнению с привычной романтической трактовкой содержания произведения, балетмейстер многое изменил. В соответствии со своими идеями, он обытовил, драматизировал спектакль, ввел в него натурализм. Соответственно, и исполнительница главной роли теперь требовалось совершенно другой индивидуальности.
Рейзен удалось создать образ, резко порывавший с традицией. «В первом акте мы увидели молоденькую, безыскусственную крестьянку, которая, когда появлялись знатные гости, не делала реверансы (что было при всех постановках этой сцены), а смущалась, не зная при этом, как себя вести. Потрясающей была сцена сумасшествия, которую артистка проводила настолько убедительно, что в зрительном зале часто слышались рыдания».
Вспоминая о Жизели Марии Рейзен, дирижер балета Большого театра Юрий Файер говорил о том, что во втором «потустороннем» акте Рейзен не изображала героиню бесплотным видением, пришедшем из «царства мёртвых». Она как бы в последний раз на время возвращалась к жизни, чтобы снова любить. И от этого печальный дух легендарного небытия окрашивался реальными красками и вновь обращался в трагедию человеческой страсти. Многим казалось, что такая трактовка «Жизели» огрубляла её романтическое содержание. Непривычная, «опрощенная» и обытовленная Жизель Рейзен, противостоявшая «роковым» мотивам искусства начала века, соединяла «низкое» с «высоким», как этого и хотел, экспериментируя, Горский.
В других балетах Мария Романовна также вносила личную трактовку в образы, которые имели стойкие исполнительские традиции. Она безусловно была новатором. Живой женщиной, а не эфемерной тенью стала танцовщица в 4-ом акте «Баядерки» Петипа: «Четвертый акт переводится Рейзен из плана мечтательной лирики, в каком обычно трактовали его её предшественницы, в план героический. Все точно, резко, чеканно», — писал все тот же Виктор Ивинг.
В 1910 году Мария Рейзен принимала активное участие в антрепризе Сергея Дягилева за границей. Классический танец в исполнении Рейзен переставал быть "классическим", он конкретизировался. Эффектная, экзотичная, она не знала надрывов, полутонов, полутеней. Образы, создаваемые ею, были контрастны, в них появлялся настоящий драматизм. Ее большой драматический талант проявлялся в каждой роли, которую она исполняла на сцене. Она танцевала многие блестящие партии: уличная танцовщица и Китри («Дон Кихот» Людвига Минкуса), Медора («Корсар» Адольфа Адана), Одиллия («Лебединое озеро» Петра Чайковского).
Доступные фотографии Рейзен отражают как бы мелькнувший вдруг где-то на улице в городской толпе образ яркой, роскошной и эффектной красавицы двадцатых годов. Но в облике артистки этот тип был театрализован.
Текст: Филипп Геллер