«Садко» как бенефис художника
12 сентября на Исторической сцене Большого театра коллектив Башкирского театра оперы и балета представил прошлогоднюю постановку оперы Николая Римского-Корсакова «Садко». Спектакль стал победой художника Ивана Складчикова, но не состоялся в исполнительском плане, считает Филипп Геллер.
«Событие национального масштаба» — именно этой фразой охарактеризовали появление оперного гусляра на своей сцене большинство членов постановочной команды спектакля. Действительно, «Садко» ставится очень редко и, в основном, на столичных сценах. В Мариинке до сих пор числится постановка Алексея Степанюка в старинных декорациях Константина Коровина, а в Большом театре три года назад промелькнул и канул в Лету скандальный спектакль Дмитрия Чернякова. Теперь же опера «Садко» есть в постоянном репертуаре Башкирского театра, и эта попытка труппы поднять такую махину, конечно, достойна уважения. Посчитаем за плюс идею возвратиться к своим истокам: постановка решена в абсолютно традиционном стиле даже без малейшего намёка на присутствие нашей реальности.
Аскар Абдразаков строит свой спектакль четко по либретто для того, чтобы публика почувствовала себя своего рода первопроходцем, ведь эстетика этой версии явно возвращает к самым первым постановкам «Садко». Из новшеств отметим балетные вставки во многих номерах и отдельный танцевальный дивертисмент в картине «Подводное царство» (хореограф — Маргарита Дроздова) — они удачно вписались в конструкцию постановки.
Главное слово здесь — за художником. Маэстро Иван Складчиков создал около 2000 эскизов и порядка 400 костюмов, каждый из которых абсолютно индивидуален. Это настоящий старый русский театр с той самой забытой детализацией декораций, удлинёнными по моде конца позапрошлого столетия пачками балерин и любовью к различным спецэффектам.
А вот с исполнительской точки зрения спектакль, к сожалению, пока что не соответствует столичному уровню. Тот же оркестр театра под управлением москвича Феликса Коробова звучал сыро и блекло, постоянно расходился с певцами. Основным динамическим нюансом в подаче музыки стало форте, под которым «тонула» команда вокалистов. Дирижер пока не смог найти ключ к партитуре Римского-Корсакова, которая на самом деле является настоящим кладом русской музыкальной школы. Расслаивающийся звук между группами артистов хора тоже радости не внушал (хормейстер — Александр Алексеев).
Увы, и исполнители сольных партий на непривычно огромной для них сцене Большого театра растерялись. Голос, например, Альфии Каримовой (Волхова) оказался слишком земным и несколько однотонным для такой ультраколоратурной и хрустально-небесной партии — вокалистка убедительно прозвучала лишь в знаменитой колыбельной. Меццо Регина Звегинцева (Любава) обладает очень симпатичным тембром, да и с дикцией у нее проблем нет, но вот нижний регистр у девушки отсутствует от слова совсем (и думается, что на самом деле она сопрано). Ее коллега — Назгуль Ибрагимова (Нежата) выглядела более выигрышно со своим бархатным и теплым голосом, но и она терялась в звучании оркестра. Не стало откровением и выступление геликоновца Игоря Морозова (Садко) — артист тоже не выдержал испытание размерами сцены, плюс его тип тенора несколько легок для такой драматической партии, как Садко.
С выбором произведения для выступления на такой культовой площадке как Большой театр башкирцы откровенно прогадали. Чуда не произошло, ведь радующая глаз картинка исполнение никогда не спасет. Думается, их гораздо более удачные в вокальном отношении спектакли — «Евгений Онегин» и «Дон Кихот» Жюля Массне оставили бы совсем иное впечатление.
Текст: Филипп Геллер
Фотографии: Олег Меньков